Запомнился день 16 октября 1941 года. Накануне поздно вечером на станцию пришла начальник химцеха Александра Яковлевна Данилова и разбудила меня. Я стала протестовать: «Тихо, что вы меня будите». Она с таинственным видом заверила, что в эту ночь нельзя спать (ее семья в эту ночь эвакуировалась с братом, работником Краснопресненского райкома партии). Но спать действительно не пришлось, по распоряжению диспетчера станция начала сбрасывать нагрузку. В работе осталось всего два котла, остальные были погашены. Военные привезли на станцию тол и временно сложили его в Красном уголке, у двери которого был поставлен для охраны лейтенант, с которым мы потом подружились. Он проводил занятия: как применять тол и так далее. До этого на важных узлах оборудования, например, у котлов на головных паровых задвижках, была смонтирована проводка для расположения взрывчатки. В случае оккупации Москвы станционное оборудование должно было быть взорвано. На главном щите всегда горела лампочка, сигнализирующая об исправности этой схемы.
Утром мы стали срочно составлять списки персонала, который должен остаться на станции до последнего момента. Всем были выданы деньги, если правильно помню, месячная зарплата. В трудовой книжке было записано «16/Х–1941 г. Уволен в связи с выездом в другую местность». Затем, 2 ноября, – «Записано неправильно» и печать.
Некоторые работники станции уехали на восток, у нас в цеху никто не уехал. Несколько дней в Москве было тихо, не бомбили, а затем все вошло в обычный режим.